Фрэнк ГЕРБЕРТ - ДЕТИ ДЮНЫ

— Многие правили и не пользуясь информацией такого рода, — сказал Тайканик.
Фарадин только пристально поглядел на него одно мгновение. Затем сказал:
— Правили и терпели провал.
Рот Тайканика сузился до жесткой линии при этом явном намеке на крушение Шаддама. Это ведь было и крушение сардукаров — и ни один сардукар не способен был вспоминать о нем с легким сердцем.
Отпустив это замечание, Фарадин сказал:
— Видишь ли, Тайканик, влияние планеты на массовое бессознательное ее обитателей никогда полностью не осмыслялось. Чтобы нанести поражение Атридесам, мы должны понимать не только Келадан, но и Арракис: одна планета приветлива, другая — тренировочная площадка для крутых решений. Союз Атридесов и Свободных — это явление уникальное. Мы должны разобраться, как оно работает, или мы не сможем поравняться с ними, не говоря уже о том, чтобы их победить.
— Что это имеет общего с предложением Айдахо? — спросила Вэнсика.
Фарадин жалостливо глянул на мать.
— Их поражение начнется с того потрясения, которое мы подкинем в их общество. Это очень могучее оружие — потрясение. И отсутствие его тоже важно. Разве вы не замечали, что Атридесы способствуют легкому и беспрепятственному развитию здесь, у нас?
Тайканик позволил себе коротко кивнуть в знак согласия. Хорошее замечание. Нельзя было бы позволять сардукарам развиваться так беспрепятственно. Но предложение Айдахо продолжало его смущать. Он сказал: — Может быть, лучше всего было бы отвергнуть это предложение.
— Пока еще нет, — возразила Вэнсика. — Перед нами — широкое поле выбора. Наша задача — исследовать все вероятности, какие только возможно. Мой сын прав — нам нужно больше информации.
Фарадин пристально на нее поглядел, оценивая ее намерения, точно так же, как и внешнюю словесную оболочку ей сказанного.
— А мы сообразим, когда минуем ту точку, за которой больше нет свободы выбора? — спросил он.
— Если меня спросите, мы давно уже миновали эту точку, и возврата нет, — кисло хмыкнул Тайканик. Фарадин запрокинул голову и громко расхохотался.
— Возврата нет, но выбор есть, Тайканик! Когда мы дойдем до конца каната — трудно будет не понять, где мы находимся!

Глава 29

В наш век, когда средства транспортировки людей включают устройства, способные в мгновение ока преодолевать глубины космоса, и другие устройства, способные быстро переносить людей над поверхностями совершенно непроходимых планет, кажется странным помышлять о долгих пеших путешествиях. И все-таки это является основным способом передвижения на Арракисе — факт, частично обязанный отдаваемому предпочтению, а частично тому жестокому обращению, которое уготовано планетой для всяческих механических приспособлений. В суровых условиях Арракиса человеческое тело является самым устойчивым и надежным ресурсом для хаджжа. Может быть, именно скрытое осознание этого факта и делает Арракис совершенным зеркалом души.

Карманная книга хаджжа.

Ганима пробиралась назад, в Табр, очень медленно и осторожно, держась в глубочайших тенях дюн, неподвижно съеживаясь, когда к югу от нее проходил поисковый отряд. Сознание ее было охвачено ужасом — червь, пожравший тигров и тело Лито, опасности впереди. Он погиб — ее брат-близнец погиб. Она подавила слезы, нянча свою ярость. В этом она была чистейшей Свободной. И она знала это — этим упиваясь.
Она поняла то, что говорилось о Свободных. Они, якобы, не имели совести, утеряв ее в жгучей жажде мести тем, кто гонял их с планеты на планету в их долгих странствиях. Глупость, конечно. Только у самых диких первобытных нет совести. У Свободных — высокоразвитая совесть, сосредоточенная на их благополучии как народа. Только пришельцам они кажутся зверями — точно так же, как пришельцы кажутся зверями Свободным. Всякий Свободный очень хорошо знает, что способен совершить жестокость, не испытав чувства вины. Свободные не чувствуют вины за то, что пробуждает это чувство в других. Их ритуалы обеспечивают им избавление от чувства вины, иначе бы оно могло их погубить. Потаенными глубинами своего сознания они понимают, что всякий проступок может быть приписан, хотя бы частично, хорошо известным извинительным обстоятельствам: «несостоятельности власти» или «ЕСТЕСТВЕННОЙ дурной склонности» ли — разделяемой всеми людьми, или «невезению», которое любое ощущающее создание должно быть способно распознавать как столкновение между смертной плотью и внешним хаосом мироздания.
В этом отношении Ганима чувствовала себя чистой Свободной, побегом, тщательно усвоившим племенную жестокость. Ей нужна была только цель — и целью, явно, был Дом Коррино. Она жаждала увидеть, как брызнет на землю к ее ногам кровь Фарадина.
У канала ее не подстерегали никакие враги. Даже поисковые отряды ушли еще куда-то. Она пересекла канал по земляному мосту, прокралась сквозь высокую траву к тайному выходу из съетча. Внезапно впереди нее полыхнул свет, и Ганима ничком распростерлась на земле. Она пригляделась сквозь высокие стебли алфалфы. Снаружи в проход вошла женщина, и кто-то позаботился приготовить ей вход так, как следовало быть приготовленным любому входу в съетч. В тревожные времена всякого приходящего в съетч встречали яркой вспышкой света, чтобы на время ослепить пришельца и дать охране время на принятие решения. Но такой свет никогда не должен был светить далеко в пустыню. Видимый здесь свет означал, что отомкнуты внешние запоры.
Ганиме горько стиснуло сердце, это нарушение законов безопасности съетча — струящийся свет. Да, везде и всюду признаешь этих Свободных в кружевных рубашках!
Свет продолжал светить веером на землю перед основанием кручи. Из тьмы сада на свет выбежала девушка, что-то боязливое было в ее движениях. Ганиме виден был яркий круг глоуглоба внутри прохода и ореол насекомых вокруг него. Свет освещал две темные фигуры в проходе — мужчину и девушку. Они стояли, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.
Ганима ощутила что-то не то. Не просто любовники это были, подстерегающие момент, что б ускользнуть из съетча. Свет был рассеян в проходе над ними и позади них. Они разговаривали на фоне светящейся арки, отбрасывая наружу длинные тени — где каждый мог наблюдать за их движениями по этим теням. Мужчина то и дело освобождал руку, и делал жест — быстрый и резкий жест украдкой, который тоже воспроизводился отбрасываемыми тенями. Тьму вокруг наполнили одинокие звуки ночных созданий. Ганима отгородила сознание от этих отвлекающих звуков. Так что же с этими двумя неладного?
Движения мужчины так скованны, так осторожны.
Он повернулся. Отражение от одеяния женщины его осветило, показав мясистое красное лицо с большим пятнистым косом. Ганима испустила глубокий и бесшумный вздох узнавания. ПАЛИШАМБА! Внук наиба, сыновья которого пали на службе Атридесов. Лицо — и еще одно, обнажившееся, когда пола его робы взметнулась при его повороте — обрисовали для Ганимы законченную картину. Под накидкой у него был пояс, а к поясу пристегнута коробочка, поблескивавшая рычажками и циферблатами. Наверняка, изделие Тлейлакса или Иксиана. И, несомненно — передатчик, освободивший тигров. Палишамба. Это означало, что еще один наибат перешел на сторону Дома Коррино.
Кто же тогда эта женщина? Неважно. Кто-то, кого Палишамба использует. Мысль Бене Джессерит вдруг вторглась в сознание Ганимы: «У каждой планеты свой собственный срок, равно как и у каждой жизни».
Она отлично припомнила Палишамбу, наблюдая за ним и этой женщиной, видя его передатчик, его жесты украдкой. Палишамба преподавал в школе съетча. Математику. Начетчик и невежда. Пытался объяснить учение Муад Диба через математику, пока Жречество этого не запретило. Поработитель умов, и процесс этого порабощения можно было понять предельно просто: он передавал технические знания, не передавая истинных ценностей.
«Мне бы следовало заподозрить его раньше, — подумала она. — Все признаки были налицо».
А затем, со жгучим спазмом в животе: «Он убил моего брата!» Она принудила себя к спокойствию. Палишамба и ее убьет, если она попробует настичь его здесь, в тайном входе. Теперь она поняла, и почему совсем не в духе Свободных свет выставлен напоказ, выдавая секретный вход.
В этом свете они наблюдали, не ускользнул ли кто-нибудь из жертв. Наверняка испытание для них — ждать так в незнании. И теперь, когда Ганима разглядела передатчик, она могла с уверенностью объяснить движения руки. Палишамба часто и сердито нажимал на один из рычажков передатчика.
О многом говорило Ганиме присутствие этой пары. Весьма вероятно, подобный наблюдатель таится в глубине у каждого входа в съетч.
В носу ей защекотала пыль, и она почесала нос. Ее раненая нога продолжала пульсировать, а руку то ломило, то жгло. Пальцы оставались бесчувственными. Если дойдет до использования ножа, ей придется держать его в левой руке.
Ганима подумала о том, чтобы воспользоваться пистолетом маула, но его характерный звук наверняка привлечет нежелательное внимание. Следовало найти другой путь.
Палишамба опять отвернулся от входа — темная фигура на фоне света. Наружу стала смотреть разговаривавшая с ним женщина. В женщине была живость хорошей вышколенности — она знала как, краем глаз, следить за тенями. Значит, она не была просто полезным орудием. Она была частью более глубокого заговора.
Теперь Ганима припомнила, что Палишамба домогался места Каймакана, политического губернатора Регентства. Он — часть более широкого заговора, это ясно. У него много сторонников. Даже здесь, в Табре. Ганима рассматривала все грани возникавшей таким образом проблемы, исследуя ее. Если бы ей удалось хоть одного из этих стражей захватить живьем, то поплатились бы и многие другие.
Внимание Ганимы привлекло «ф-ссс» небольшого животного, пьющего из кваната. Естественные звуки и естественные вещи. Память ее отправилась в поиск через странный барьер безмолвия в ее мозгу, нашла там жрицу Джоуфа, взятую в плен в Ассирии Сенначерибом. Воспоминания этой жрицы подсказали Гамме, что следует делать. Палишамба и женщина были просто детьми, загораживающими путь и опасными. Они ничего не знали о Джоуфе, не знали даже о той планете, на которой Сенначериб и жрица обратились в прах. То, что вот-вот должно было произойти с парой заговорщиков, могло бы быть объяснено им — будь им это объяснено — в понятиях, берущих свое начало здесь.
И кончающихся здесь.
Перекатившись набок, Ганима скинула фремкит, отстегнула трубку пескошноркеля, откупорила ее, удалила из нее длинный фильтр. Теперь у нее была сквозная трубочка. Выбрала иголку из запасного ремонтного комплекта, обнажила криснож и обмакнула иголку в полость с ядом на кончике ножа туда, где некогда находился нерв червя. Раненая рука затрудняла ей работу. Движения ее были медленны и осторожны, с опаской держа отравленную иглу, она извлекла из набора комок спайсовой ваты. Тупой конец иглы она туго закрепила в этом комке, и затем так же туго вогнала свой металлический снаряд в трубку пескошноркеля.
Прямо держа свое оружие, Ганима подползла чуть ближе к свету, двигаясь медленно, чтобы как можно меньше задевать стебли алфалфы. При этом она внимательно присматривалась к танцующему скоплению насекомых Да, среди них были мухи пьюм, известные своими болезненными укусами. Отравленное острие может остаться незамеченным — по нему хлопнут, как по укусившей мухе, и смахнут с тела. Оставалось решить кого из них поразить мужчину или женщину.
МУРИЦ. Имя само по себе выпрыгнуло в памяти Ганимы. Так звали женщину. Ей припомнилось то, что о ней говорилось. Одна из тех, кто вьется вокруг Палишамбы, как насекомые вокруг источника света. Она — слабее, на нее легче воздействовать.
Очень хорошо. Палишамба выбрал на сегодняшнюю ночь неподходящую напарницу.
Ганима поднесла трубку ко рту, осторожно вздохнула — и выдула воздух одним мощным толчком.
Палишамба хлопнул по щеке, отвел руку с пятнышком крови на ней. Иглы нигде не было видно, он своей собственной рукой смахнул ее прочь.
Женщина сказала что-то утешающее, и Палишамба рассмеялся. Он еще смеялся, но его ноги начали уже подкашиваться. Он осел на женщину, пытавшуюся его поддержать. Она зашаталась под его тяжестью. В это время к ней подошла Ганима и прижала к ее пояснице острие обнаженного крисножа. Словно болтая о пустяках, Ганима сказала:
— Без лишних движений, Муриц. Мой нож отравлен. Можешь отпустить Палишамбу. Он мертв.

Глава 30

Во всех главных общественных силах вы обнаружите подспудное движение к обретению и удержанию власти через использование слов. От знахаря и жреца и до бюрократа это одно и то же. Управляемое население должно безусловно принимать слова власти как действительность, путать символизированную систему с осязаемым мирозданием. При поддержании такой системы власти, определенные символы сохраняются вне общего понимания — символы, имеющие дело с регулированием экономики или с определением местной интерпретации здравомыслия. Такая форма символа-тайны ведет к развитию фрагментированных субязыков, каждый становится сигналом, что его пользователи вобрали определенную форму власти. С этой точки постижения процессов власти, наши Имперские Силы безопасности всегда должны настороженно следить за формированием субязыков.

— Наверно, незачем вам это говорить, — сказал Фарадин, — но, во избежание любых ошибок, я сообщу, что здесь спрятан тайный наблюдатель, которому приказано убить вас обоих, если только во мне проявятся признаки, что я поддаюсь колдовским чарам.
Он не ожидал, что его слова произведут какой-то эффект. И леди Джессика, и Айдахо полностью соответствовали его представлениям.
Фарадин со тщанием выбирал обстановку для первого допроса этой пары и остановился на прежней Палате Государственных Аудиенций Шаддама. То, что она проигрывала в величественности, наверстывалось в экзотике обстановки. Снаружи был зимний день, но светом в этом помещении без окон создавался бесконечный летний день, залитый золотым светом искусно размещенных глоуглобов из чистейшего иксианского хрусталя.
Новости с Арракиса наполнили Фарадина тихой робостью. Лито, брат-близнец, мертв, убит тигром-убийцей. Ганима, выжившая сестра, под опекой своей тетки и, как предполагалось, заложница. Полный доклад во многом объяснил появление Айдахо и леди Джессики. Они искали убежища. Шпионы Коррино докладывали о натянутом перемирии на Арракисе. Алия согласилась подвергнуться проверке, называемой «Испытание на Одержимость», цель которой не полностью была объяснена. Однако, не было назначено даты этого испытания — и шпионы Коррино полагали, что она никогда не будет назначена. Хотя, вот что было несомненным: произошедшие сражения между Свободными пустыни и Свободными Вооруженных Сил Империи, зачатки гражданской войны, временно парализовавшие правительство. Владения Стилгара являлись теперь нейтральной зоной, предназначенной для обмена заложниками. Ганима явно рассматривалась как одна из заложниц, хотя оставалось неясно, что же именно происходит в ее отношении.
Джессика и Айдахо были доставлены на встречу надежно привязанными к суспензорным креслам. Их опутывали угрожающие тонкие нити шигавира, которые бы впились в тело при малейшем порыве. Доставили их два сардукарских пехотинца, проверили путы и молча удалились.
Предупреждение было, разумеется, излишним. Джессика заметила вооруженного немого справа от нее, со старым но эффективным метательным оружием в руке. Взгляд ее стал блуждать по экзотической отделке комнаты. Широкие листья редких железных кустов были отделаны крупными жемчужинами и переплетались, образовывая центральный полумесяц купольного потолка. Пол был выложен алмазным деревом и раковинами кабузу, оправленными в прямоугольные рамочки из кости пассаквета. Из них же были сделаны и плинтуса, обрезанные лазером и отполированные. Отобранные твердые материалы украшали стены тиснеными переплетающими узорами, окаймлявшими четыре львиных символа — герб, права на который почитали своими потомки покойного Шаддама IV. Львы были сделаны из самородного золота.
Фарадин решил принимать пленников стоя. На нем были короткие форменные брюки и светло-золотистая куртка с шелковым, как у эльфа, воротом. Единственным украшением на нем была величественная пылающая звезда — знак его королевской Семьи — слева на его груди. Сопровождавший его Башар Тайканик был облачен в сардукарский мундир дубленой кожи и тяжелые ботинки; в пристегнутой спереди, у пряжки ремня, кобуре был богато разукрашенный лазерный пистолет. Тайканик, суровое лицо которого было знакомо Джессике по докладам Бене Джессерит, стоял тремя шагами левее и чуть сзади Фарадина. Единственный трон темного дерева стоял у стены прямо позади Фарадина и Тайканика.
— Ну, — Фарадин обратился к Джессике, — что у вас имеются мне сказать?
— Я бы осведомилась, почему мы связаны таким образом? — Джессика жестом указала на шигавир.
— Мы только что получили донесения из Арракиса, объясняющие ваше присутствие здесь, — сказал Фарадин. — Возможно, мне вскоре придется вас освободить, — он улыбнулся. — Если вы... — он осекся, потому что через парадную дверь позади пленников вошла его мать.
Вэнсика торопливо прошла мимо Джессики и Айдахо, даже на них не взглянув, и, вручив Фарадину кубик послания, включила его. Фарадин посмотрел на засветившуюся сторону, бросил мимоходом взгляд на Джессику, опять перевел глаза на кубик. Изображение померкло, и он вернул кубик матери, знаком показав ей, чтобы она передала послание Тайканику. Пока она передавала, он хмуро посмотрел на Джессику.
Вскоре Вэнсика уже стояла справа от Фарадина, погасший кубик в ее руке частично был скрыт в складке ее белого платья.
— Бене Джессерит недоволен мной, — сказал Фарадин. — Они считают меня ответственным за смерть вашего внука.
Лицо Джессики не выразило никаких эмоций. Она подумала: «Значит, рассказу Ганимы нужно доверять, если только не...» Она не любила подозревать неизвестное.
Айдахо закрыл глаза и, открыв их, взглянул на Джессику. Та продолжала смотреть на Фарадина неотрывным взором. Айдахо рассказал ей о своем видении Рхаджии, но она, вроде бы, не обеспокоилась. Он не знал, к чему отнести ее отсутствие переживаний. Хотя, она явно знает что-то, чего не открывает.
— Такова ситуация, — сказал Фарадин, и принялся рассказывать обо всем, что он знал о событиях на Арракисе, ничего не упуская. — Ваша внучка выжила, но она, судя по всему, под опекой леди Алии. Это должно вас радовать, — закончил он.
— Моего внука убил ты? — спросила Джессика.
Фарадин ответил правду:

Страница 37 из 72 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |